Аркадий Адамов - Идет розыск [Полный вариант]
В этот момент за спиной Виталия раздалось шарканье, кашель, и в комнате появился худенький Терентий Фомич в старых брюках и рубахе навыпуск, босой, всклокоченный, с седыми лохматыми бровями и кустистой, седой щетиной на загорелых щеках. Внешностью своей он напомнил Виталию какого-то доброго лесного гнома, не хватало широкой шляпы, палки и белки на плече.
– 0-хо-хо… – потянулся Терентий Фомич и ворчливо сказал Виталию. – Чего не лежишь? Галинка лежать тебе велела.
– Да, вроде, малость отпустило, – ответил Виталий и кивнул на окно. – Вон Петр Савельевич прошел, а к вам чего-то не заглянул.
– Знает, что сплю после своей ночной.
– Небось, хотел проверить, целы мы с Галей или нет после ночного происшествия. Надо полагать, о нем вся деревня уже знает?
– Ясное дело, знает, – недовольно отозвался Терентий Фомич. – Как тут не знать про такое дело. Да я за все года ни разу из сваво ружжа не выпалил. А тут, вот, жахнул, понимаешь. Теперь на правление потянут отчет давать. Что да как.
– Ну, вот, товарищ Свиридов, видно, и обеспокоился за наше здоровье.
– Э, милый, – усмехнувшись, махнул рукой Терентий Фомич. – Петр об нашем с тобой здоровье печься не будет. У него главное дело за собой смотреть, – он взглянул на прибранный стол. – Поел уже?
– Спасибо, поел. Я с вами рассчитаюсь, Терентий Фомич.
– Да, ладно тебе, – снова махнул рукой тот. – Богаче мы будем от твоих рублей, думаешь? Хороший ты человек, вот главное. А такому человеку не то, чтоб помочь, а дружбу к нему проявить надо, я так полагаю. А уж я людей, во, как вижу. Насквозь. И тебя тоже, не думай, враз определил. Зря, что ли, столько годов свет копчу? Вся смысла нашей жизни, я тебе скажу, это друг дружке добро оказывать, помощь какую ни то, чтобы, значит, легче было людям с етой жизнью справляться. Вот такая, понимаешь, у меня линия. И потому мне твои рубли ни к чему. Одна обида. Понял ты меня, аль нет?
– Понял, – Виталий улыбнулся. – У меня у самого такая линия.
– Во, во. Я ж вижу, – удовлетворенно констатировал Терентий Фомич и поднялся со стула. – Ну, а таперича соберу себе чего поесть, – объявил он. – И Алдану вот тоже надо.
– Хороший у вас пес.
– А как же! Первым делом, верный дружок. Вторым – умный, все про всех понимает. Третьим делом – ученый, что скажу, все сделает, не напутает. Ну, а четвертым – силен, ужас как. Видал, как он шибанул того парня? А было дело, он и троих раскидал. Одному руку насквозь прокусил, потому в ней нож был. Мне за него сотню давали. Ха! А я и за тыщу его не отдам.
Разговаривая, старик принес себе из кухни еду, потом стакан с чаем и быстро за столом поел. Ему, видно, не хотелось обрывать разговор. Потом он повозился в кухне, вышел во двор и кликнул Алдана. А вскоре снова заглянул в комнату в своей неизменной черной телогрейке и кепке.
– Ну, пошел я. Дела, – объявил он. – Скоро буду. А ты сиди и особо не шебуршись. Скоро и Галинка будет, тогда обед соберет.
Старик ушел. А Виталий, вздохнув, прошелся по комнате и снова уселся у окна. Невыносимо медленно текло время. И все чаще начинали возникать неприятные мысли: «Почему-то не появляется Пенкин. Москвичи должны были бы уже приехать. Пропустил он их, не засек? А, может быть, они вообще сегодня не приедут? Допустим, сорвалось у них что-нибудь. Вполне возможно».
Неприятные эти размышления прервал приход двух ребят из вчерашней компании у Лили. Ребята пришли возбужденные, негодующие, полные дружбы и желания чем-нибудь помочь новому приятелю. Убедившись, что Виталий не очень пострадал в результате ночного нападения на него, они наперебой стали сообщать всякие новости и обсуждать, что следует теперь предпринять.
– Судить, – объявил один из них, сурово рубанув ладонью воздух. – Всех мы их знаем. Свидетели есть. Судить и все. Пусть в тайге лес валят, раз так.
– А, может, мы им еще раз по шее накостыляем? – с надеждой спросил другой. – Однако чтоб надолго память осталась.
– Сема Вальков да Колька Дуб уже в больнице, – сообщил первый. – С утра отвезли. Тут насчет памяти порядок. Ты им куда врубил-то? Прием такой, что ли?
– Погорячился, – с неудовольствием ответил Виталий. – Нельзя было так.
– Ну, как же, нельзя! – воскликнул второй парень. – Им, видишь, можно, а тебе, выходит… Уж, нет! – перебил он сам себя. – Верно, судить всех, чего там.
– А что Григорий-то думает, как работник милиции? – поинтересовался Виталий. – Или он еще не знает?
– Ха! «Не знает»! Ну, насмешил, – засмеялись парни. – Все собаки да коровы на деревне уже знают. Всем уши пролаяли, да промычали. А милиция, выходит, не знает? Лопухи там, по-твоему, сидят? Григорий Данилович сказал, сам к тебе приедет. Проведать.
– Когда вы его видели?
– А вот, как к тебе шли, так и встретили. Обещался, – парень взглянул в окно и сообщил. – Да вот он!
Прибыл.
Звук мотоцикла замер возле дома.
Ребята заторопились.
– Ну, а мы бегом назад. На час отпросились.
В дверях они столкнулись с Пенкиным. Тот, озабоченно усмехнувшись, пропустил их. Потом, убедившись, что парни ушли, сообщил:
– Приехали. Только на легковушке, однако.
– Те самые?
– Так точно. Я их уже видел. Да и по фотороботу, как дважды два.
– Установил, как зовут?
– Так точно. Водитель – Смоляков Семен Гаврилович, второй – Шанин Дмитрий Михайлович. Шебутной малый, – Пенкин скупо усмехнулся и, тут же сразу посерьезнев, строгим тоном добавил: – Машину я тоже зафиксировал.
– А под каким предлогом ты проверку эту сделал?
– Проверяли все машины подряд. Со мной еще один инспектор был. Мол, ЧП в районе, авария и нарушитель скрылся.
– Не растревожил ты их?
– Никак нет. Этот второй все шутки шутил. В Москву звал. В театр.
– В какой театр? – рассеянно спросил Виталий.
– Да в этот… Ну, Лиля вчера говорила, где Высоцкий работал.
– А-а. На Таганку?
– Во, во. И домой, в гости, тоже звал. Ну, парень. Сыпет, сыпет, как из дырявого мешка, из него. Уж этот, Смоляков, ему говорит: «Ты бы заткнулся, Димок».
– Машина чья?
– Шанина. А за рулем был Смоляков. Водительские права у обоих в порядке. У Смолякова профессиональные. Уже двенадцать лет. У Шанина – любительские. Два года.
– Паспорта смотрел?
– Обязательно. Раз такое ЧП. Адреса прописки зафиксировал, – Пенкин похлопал по планшету, висевшему на боку. – Оба прописаны в Москве. Место работы у Смолякова – гараж Минздрава, у Шанина – ПТУ, со слов – преподаватель.
– Гм… – с сомнением покачал головой Виталий.
«Опять Таганка, – подумал он. – Неужели связь не оборвалась? Да нет! Брехня, конечно. Лишь бы чем-нибудь размягчить инспектора».
А Пенкин критически оглядел Виталия и спросил:
– Как после ночного происшествия, ничего?
– Чуть плечо болит.
Виталий для убедительности покрутил рукой и тут же невольно поморщился.
Пенкин сделал вид, что не заметил его гримасы, и деловито спросил:
– Возбуждать дело будем?
– Ты что? – удивился Виталий. – И не вздумайте.
– Так, ведь, первое, это общественность волнуется, – рассудительно и спокойно пояснил Пенкин. – А второе, это интересно бы установить, чего они на тебя кинулись. Кто зачинщик, почему?
– Вот! – Виталий многозначительно поднял палец. – Это, действительно, интересно. Но это мы с тобой и без суда установим. Теперь так, Гриша… – Виталий улыбнулся. – Ты меня извини, что я к тебе так не по-служебному обращаюсь.
– Ну, что ты, – улыбнулся Пенкин, и обычно строгое его лицо стало сразу простецким и добродушным.
– Так вот, Гриша, – уже серьезно повторил Виталий. – Этих двоих надо будет взять сегодня же. Они, видимо, ночевать тут останутся, как обычно. Вот вечером мы их и возьмем. Чтобы меньше глаз видело и чтобы на ночь еще не заперлись. Ясно?
– Так точно.
– Поэтому передай в райотдел. Группа захвата к двадцати часам должна быть здесь. Я тоже подключусь.
– Слушаюсь, Сейчас поеду.
– Стой. Это еще не все. Они сейчас у Свиридова?
– Так точно.
– Надо бы, Гриша, понаблюдать за этим домом.
– Ладно. Подумаем, – пообещал Пенкин и бодро добавил: – А раз подумаем, значит, придумаем. Так я пошел?
– Давай. И если что, сразу ко мне. Ты, кстати, не в форме здесь появиться можешь, не удивятся люди?
– Ясное дело, могу. Я тут… – Пенкин замялся. – И по личным делам появляюсь. Есть намерение, понимаешь.
– Ну, и отлично, – улыбнулся Виталий, поняв намек. – Значит, если что случится, сразу мне сообщайте. В тот же миг. Я пока отсюда выйти не могу. Ну, а к двадцати уже твердо тебя жду.
– Так точно. Слушаюсь, – подтянуто козырнул Пенкин.
Он ушел. Через миг на улице взревел его желто-синий мотоцикл.
И снова потянулось время, тягуче, вязко, изматывающе медленно.
Виталий походил по комнате, огибая стол и стоящие вокруг него стулья, подошел к полке, полистал книги, но на этот раз ни одна не задержала его внимание. Вздохнув, он снова стал кружить по комнате, помахал руками и убедился, что плечо как будто совсем прошло. Наконец он уселся у окна возле занавески, поминутно глядя на часы и приходя в отчаяние от сонного движения их стрелок.
